.fs-box { font-family: "Tahoma", "Geneva", sans-serif; color: #2e2c25; font-size: 12px; text-align: justify; padding-right: 0px; }

Eon

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Eon » Архив » О девичьей глупости, мужском упрямстве и случайных свидетелях


О девичьей глупости, мужском упрямстве и случайных свидетелях

Сообщений 1 страница 21 из 21

1

Время: начало лета 1429 года
Место: просторы Кармартена
Участники: Ижец, Хельна
Описание: Сбежавшую от скучной оседлой жизни хоббитянку госпожа Судьба в первый же вечер сводит с неким охотником на нечисть. Чем закончится столь нежданная встреча покажет время.

2

Теплый ветер шелковой накидкой укрывал плечи маленькой беглянки, игриво трепал пару белых перышек, украсивших пышные локоны впервые за последние месяцы, и шептал что-то ободряюще-ласковое на ушко. Все это располагало к прекрасному настроению и душевному подъему, если бы не одно катастрофическое «но»: Хельна была голодна. Последний раз ей удалось вдоволь поесть только вчера вечером, а сейчас алеющее солнце уже клонилось в сторону горизонта. Для хоббита, пусть и бродячего, такой длительный перерыв между приемами пищи был фактом несказанно печальным и радости в жизни не добавлял. Это Коржику хорошо, иди да на ходу обрывай сочные верхушки высоких придорожных трав, зелеными волнами колыхающихся вдоль не изъезженной пока тропы.
Лето в этом году выдалось раннее, и растения ударились в рост с неслыханным энтузиазмом, словно сама Эльда на миг откинула траурную вуаль с лица и одарила мир любящим взглядом. Также стремительно росло и крепло в последние месяцы желание Хельны покинуть насиженное место и того, кто был изначальной причиной долгой задержки странницы в этих землях. Не такой уж и долговечной вдруг оказалась ее Большая Любовь. Сложно сказать, в какой именно момент прикосновения возлюбленного, прежде дарившие только радость, стали казаться раздражающе-собственническими, а его взгляды по-хозяйски горделивыми - вот, мол, приручил дикарку норовистую. И тут не важно, были ли они такими на самом деле, важно, как воспринимала все Хель. К чести девушки стоит сказать, что она все же не стала рубить с плеча, а попыталась разобраться в смутных, непонятных ощущениях, хоть и не свойственен ей был самоанализ, да только ничего путного все равно не вышло. Думай-не думай, рассуждай-не рассуждай, а общество Роско тяготило день ото дня все больше. Потому, видать, и не удержала его крепкая рука юркую девичью ладошку в ночь Бельтайна. Прыгнули через костер вместе, а приземлились уже по отдельности, под разочарованные выкрики подвыпивших друзей-приятелей и подтрунивания на тему «не судьба». Что ж, в каждой шутке...
Коржик тряхнул головой и недовольно ржанул, отгоняя какое-то нахальное насекомое, кружившее возле приглянувшегося ему цветка, и заодно отвлекая свою мрачную наездницу от тяжелых мыслей о горячих сдобных булочках с начинкой из первых ягод жимолости.
- У тебя совесть вообще есть, животное? - пробурчала вконец оголодавшая Хель, пиная пятками толстые бока пони, - Тут хозяйка не кормлена уже сутки, а ты мало того, что жевал всю дорогу, так теперь еще и повкуснее веточки-росточки выбирать стал. Ууу, прожорливое чудище в обличье пони.
«Чудище» укоризненно покосилось на говорившую, как-то по-человечески понимающе вздохнуло и потрусило вперед, не забыв, впрочем, сорвать злополучный цветок и сжевать его на ходу. Хельна проводила мелькнувшие ярким мазком лепестки завистливым взглядом и громким бурчанием в желудке. Что ни говори, а в отсутствии пропитания была виновата сама рыжая, а не ее верный скакун. Могла ведь спокойно объясниться с Роско и не спеша собраться в дальний путь, а не бежать под покровом ночи, как преступница какая. Вот только при одной мысли об этом, несомненно, тяжелом разговоре на душе становилось муторно, а миловидное личико хоббитушки кривилось в жутковатую гримасу, означавшую одну единственную фразу «Не хочу и не буду!». Увы, в этом была вся Хельна, готовая расшибить собственный лоб, добиваясь желаемого, или чужой, если ее заставляли делать что-либо против воли. В общем, уходить пришлось быстро и тихо, и набег на кухню, к искреннему сожалению Хель, в этот план не вписывался, слишком уж много там шумно бьющихся предметов.
Следующие полчаса рыжекудрая стенала и жаловалась на жизнь Коржику, на аппетит которого эти причитания ни в коей мере не повлияли, и заткнулась лишь в тот момент, когда в зоне видимости появились крыши домов. Как выяснилось чуть позже, замолчала Хельна с единственной целью - чуть-чуть передохнуть перед тем, как обрушить на местного владельца постоялого двора многословную речь, в результате которой была достигнута договоренность о бесплатном ночлеге взамен девичьих песнопений на радость всем присутствующим. За ужин пришлось платить отдельно. И дальше убеждать хозяина сего заведения у девушки просто не было возможности - мимо пронесли блюдо с жареной курочкой, и резко возросший уровень слюноотделения не позволял ей даже раскрыть рта еще секунд десять. Момент оказался упущен, пришлось раскошелиться.
Скоренько перетащив сумки в отведенный ей закуток, Хельна взобралась на лавку за ближайшим к кухне столом и, в ожидании долгожданного ужина, принялась рассматривать посетителей.

3

В трактире царила многим известная атмосфера смешанных чувств. Шум да гам снижают бдительность, глаза разбегается от количество постоятельцев. Громко урчит живот, текут слюни от дивных запахов,  хотя многие запахи можно сравнить лишь с вонью сточных канав, поэтому щипит ноздри и иногда слезятся глаза, в основном, у самых юных, зеленых гостей, впервые испытывающих себя в роли авантюристов и приключенцев, что покидают отчий дом дабы осуществить старые, детские мечты наива – прослыть знаменитым рыцарем, стать ловким наёмником или же всемогущим волшебником. Увы, дальше разбойников мало кто продвигается. И то, либо ты берешь в руки кинжал, либо кинжал вспарывает тебе брюхо.
Таким был и Сэм Двостерчик, сын успешного земледельца, который устал от постоянной тяжелой работы в поле и огороде и решил отправиться на поиски приключений. Вооружавшись старым дедовским мечом и напялив не по размеру кожаную куртку, Сэм протянул с месяц, бродя по дорогам, разглядывая объявления, ломая голову, что на них могло быть написано, и выполняя работу от местных от колки дров до убиения бешенной псины. Сейчас же он, уверенный в своем жизненном опыте, играл в карты. И кошмарно проигрывал. Его противник, тип страшной наружности, невозмутимо оглядывал имеющиеся карты своими белыми, как соль, глазёнками, то и дело гоняя мундштук курительной трубки из одной стороны рта в другую. Рядом на столе лежала широкополая шляпа темно-, даже испачканно-багрового цвета. Она прикрывала красивую рукоять меча, что в ножнах был приставлен сбоку.
– Извини, сынок, – трубка перевалилась во рту, а в опухшее грустью лицо Сэма пыхнул пахучий дым дешевого табака. – Ты снова проиграл. Ба! Везет же мне сегодня. А? Угостить тебя пивком?
Сэм шмыгнул носом. Отвечать ему было стыдно, поэтому он понуро опустил голову, уставившись в выбранную точку на столе.
– Эй, хозяин, кубок лучшего пива и две кружки.
– Не расстраивайся ты так, сопля.
– Но, господин Ижец, то были мои последние, самые-самые, деньги. Как же мы жить-та?
– Ограбь старую проститутку. Найди работу.
– Шли бы вы, господин Ижец, в задницу. Сам знаю.
– То есть пиво не будешь?
– Нет. Бывайте.
– Спесивый какой-то, – с усмешкой заметил Ижец, охотник на нечисть, провожая взглядом белесых глаз расстроенного Сэма Двостерчика.
В ИНКУБНУЮ ДЫРКУ ЕМУ И ДОРОГА
– Верно, верно, – закивал Ижец, наливая себе пиво, которого, к слову, уже давно перебрал.

4

Не так уж многолюдно оказалось в трактире, по мнению хоббитушки. Всего-то человек десять-двенадцать набралось, не считая ее самой. Да и не шумели почти. По крайней мере та, кому  приходилось ночевать в одном маленьком фургончике с тремя младшими братьями, издаваемый посетителями гам переносила с легкостью.
За ближним к двери столом сидел юноша и за троих уплетал ужин. То ли оголодал, то ли впрок наедался, а, скорее всего, оба варианта были верны. Сам весь осунувшийся, на рукаве черная птица вышита - гонец, не иначе. «Этот в ночь уедет», - подумала про себя Хель и мысленно пожелала чьему-то посланцу легкой дороги.
«А вон та троица, в лучшем случае, уползет», - все так же про себя вынесла вердикт рыжая, оценивая явно не первый кувшин, плюхнутый на столешницу перед мужчинами у окна.
«О-о, а тут удачей меряются! Ну-ка, ну-ка...», - друидка сдвинулась в сторону парочки картежников и вытянула голову, пытаясь рассмотреть стол и вникнуть в сложившуюся ситуацию.
Сама Хельна азартные игры не очень любила, потому как вечно своему обожаемому папочке продувала - вот уж кто на этом деле собаку съел и котом закусил! - и жутко страдала от детской обиды, слыша в очередной раз его «Не любят тебя карты, Белка, смирись». Смирилась, вернее, переключилась на более интересные и прибыльные занятия, но нет-нет да подсматривала за чужими игрищами, вспоминая родителя и его мастерство.
Стоило только рыжекудрой представительнице хоббичьего народа на миг забыть о терзавшем желудок голоде, как перед ней опустилась глубокая миска с неопознанным пока варевом, и любой интерес к окружающей действительности временно сошел на нет. В считанные минуты сметя не очень вкусную, но вполне сытную кашу с разварившимся мясом неизвестного происхождения, Хель почувствовала в себе достаточно силы воли, чтобы насладиться куском медового пирога без лишней спешки. Выпечка в этом заведении оказалась куда лучше основного блюда, или ушлый трактирщик просто решил сэкономить на маленькой безобидной с виду путнице, подсунув оставшееся со вчерашнего дня.
Как бы то ни было, сытая и вполне довольная жизнью хоббитушка готова была петь хоть сейчас. Тем более, зрителей прибыло. Видимо, пока она кушала, владетель сего заведения успел услать кого-то из младших детей пробежаться по деревеньке и рассказать всем и вся, что к ним пожаловала странствующая певичка и совсем скоро начнет свое выступление. Разумно, Хельна бы тоже так сделала. Даже, если окажется, что голос у заявившейся девицы хуже, чем у болотной выпи, все равно заглянувшие на огонек сразу не разбегутся, выпьют по кружечке-другой, раз уж пришли. А ее, Хельну, то бишь, освистают, да за порог выставят, чтоб не повадно было честным людям в глаза врать. Вот только, рыжая не врала, и скоро все присутствующие смогут в этом убедиться.
Подхватив лютню, покоившуюся все это время рядышком на лавке, Хель уселась на край стола и принялась задумчиво покачивать мохнатыми лапками, осматривая возросшую толпу и выбирая первую песню. Наткнулась взглядом на как раз собирающегося в путь гонца, тепло улыбнулась ему, будто кого родного встретила, и тронула струны.
- Я лишь маленькая птичка из свиты Леотара...
Первая строчка легко спорхнула с губ, за ней стайкой последовали остальные. Закрыв глаза, Хельна в песне рассказывала легенду, некогда сочиненную и положенную на музыку ею самой. Сказку, о том, как одна из множества крылатых спутников Серого Странника возжелала познать жизнь смертных и обратилась с этой просьбой к Принцу. Тот посмеялся над неразумной птичкой и постарался объяснить, как непросто быть человеком, как тяжко не иметь крылья. Но просительница оказалась упряма и в результате добилась своего. Она пришла на земли Эона в образе смертной девы и сполна познала все, о чем предупреждал младший бог. Не раз она каялась в своем решении и взывала к Леотару, но тот не вмешивался. Лишь однажды, когда «птичке» было совсем худо, приснился ей сон, в котором ветреный бог пообещал позволить ей вернуться в свою свиту, если сможет она прожить свой короткий век достойно, вынести все тяготы жизненного пути. Как и положено любой доброй сказке, это обещание изменило деву-птичку, сделало сильнее. Она научилась жить в мире смертных, полюбила его всем сердцем и даже в самые тяжелые времена оставалась радостной и спокойной, щедро делясь своей уверенностью в лучшем с такими же скитальцами. Леотар сдержал свое слово. Но недолго длилась радость птички, вскоре затосковала она по смертной жизни и вновь пришла к Леотару. Да не одна! Многие крылатые певуньи, вдохновленные рассказами вернувшейся, захотели пройти этот же путь. Расхохотался Серый Странник и отпустил всех, сказав напоследок, что лишь самых достойных назад примет. Увы, их оказалось немного. Остальные же и по сей день скитаются по миру в образе бродяг и стараются прожить достойную жизнь, чтобы вернуть себе крылья.
Песня получилась грустная, но наполненная надеждой. Потому-то ее так любили сородичи Хельны, каждый из которых невольно ассоциировал себя с тем самым странником-птицей, что после смерти вместо мрачных чертогов Безликого продолжит свободную жизнь в стае Леотара.
- Я лишь маленькая птичка из свиты моего Принца... - пропела последнюю строчку Хель и открыла глаза, затуманенные собственной грезой.
Впрочем, мгновение спустя рыжеволоска уже растягивала губы в предвкушающей улыбке и заговорщицки вопрошала:
- Ну что «Пляску пьяных фей»?

5

Большая женщина, сидящая напротив маленького мужчины, пыталась сдержать рвущийся наружу громкий чих. Причем пыталась сдержать не у себя. Худосочный мужичонка чувствовал себя неуютно с зажатым словно в тисках двумя пухлыми женскими пальцами носом. Но когда неизбежное должно было произойти некто мягко, нежно, с явной любовью провел пальцами по струнам лютни. О, этот звук сведущие люди ни с чем спутать не могут. На миг все действия притупляются (даже двое спорящих на кулаках склочники замерли), разум расслабляется, а на разнообразных физиономиях застывает вопрошающая маска интереса,
Ижец так же, как и все повернулся в сторону артиста. Им оказалась пухленькая, милая хоббитянка с рыжей копной волос. Она сидела на краю стола, склонив голову к струнам, ловко перебирала их и пела. Пела о маленькой птичке Леотара. История была грустная, но все, невзирая на желание веселиться, слушали, внимали каждое слово. Кто пускал слезу, кто грыз грязные ногти, другой, а именно гном, ковырялся в носу и вытирал о ничего не подозревающего напарника, что заслушался красивой песнью.
Музыка и вправду была чудесна. Голос барда тёк мёдом, привлекая чужой слух, что твои пчелы.
Когда грустная песнь о маленькой птичке кончилась и наступила душевная тишина, где каждый мог наконец-то услышать свои мысли, некто поднял руки вверх и захлопал.
– Ну что «Пляску фей»? – Спросила у зала маленький менестрель.
Ижец перестал хлопать, сделал благодарящий жест кружкой и с довольным видом отхлебнул из нее. Многие последовали его примеру. Уж больно понравился, кстати, прибавившимся гостям прекрасный голос рыжей трубодурки.
Раздался свист.
– Налейте госпоже славного, душистого эля! Я плачу!
То раскраснелся худосочный мужичонка, так и не чихнувший.

6

Довольная собственным выступлением Хельна радостно улыбалась, благодарно кивала зрителям, готовым хоть сейчас опустошить по целой кружке за чудный голос певца - могли бы и без повода обойтись, но почему не совместить приятное с приятным, - и заодно раздумывала стоит ли пускать вход иллюзии, или так обойдутся. С одной стороны, подобные развлечения были не дешевы, а хозяин даже за ужин стряс с нее полную стоимость и потому не заслуживал эдакой роскоши. С другой - рыжая любила свое искусство и радовалась возможности продемонстрировать его. От принятия окончательного решения ее отвлек раздухарившийся мужичок, жаждавший выказать свое восхищение щедрым даром в виде пенного напитка.
- О, нет-нет-нет, добрый господин, - со смехом проговорила Хель, - Если я начну прикладываться к элю после каждой песни, то вскоре буду выть-мычать из-под стола нечто невнятное и, возможно, оскорбительное. Не будем рисковать. Спою еще штук пять-шесть, а там и перерыв сделать можно. Надеюсь, наидобрейший хозяин сего славного заведения не забудет, что первую кружку я пью отнюдь не за свой счет.
Рыжекудрая дочь бродяг сверкнула хитрыми глазами в сторону вышеупомянутого мужчины и вновь прикоснулась к струнам. В этот раз мелодия текла не плавно-печальная, она звенела и стрекотала, гудела и ухала, будто в самом деле невидимая стая крылатых проказников носилась под потолком таверны, рассыпая пыльцу на плечи ничего не ведающей толпы, тайком лакая из чужих кружек, плюя в них же, и вообще всячески развлекаясь. Следующие три песни так же были веселыми и довольно известными, народ с удовольствием подпевал, хлопал и притопывал в такт, а особо запомнившийся Хель худосочный мужичок даже порывался сплясать что-то, но был остановлен крепкой хозяйской хваткой дородной женщины и усажен на место под всеобщий гогот. Лишь последняя песнь «Верность Индара» осела горьким привкусом пепла на губах, ибо суров и требователен Пламенный, разжигает огонь в сердцах мужей и сыновей, тысячами уводя их на свою бесконечную войну, но нет и преданней сего бога, многие века хранящего Эон для своего брата.
Хельна специально выбрала подобное произведение напоследок, такие вещи заставляют людей хоть ненадолго задуматься о чем-то более важном, чем кружка в их руках. А значит, можно не опасаться, что драка - а куда ж без них? - начнется не сразу, и рыжеволоска успеет спокойно выпить обещанный ей эль и развлечься интересной беседой.
- А вы случаем не из монстроборцев будете? - плюхаясь на лавку напротив недавнего картежника, спросила Хель, беззастенчиво-жадно всматриваясь в жутковатое лицо собеседника. Раньше-то он спиной к ней сидел, да и интерес тогда больше карты вызывали, чем игроки, но не запомнить того, кто одним из первых захлопал после песни о птичке, рыжая не могла. Попробуй-ка забудь харю такую страшенную да глаза эти белесые! Жуть сплошная, кошмар ночной. Вот только за страшные сказки тоже неплохо платят, а тут явно подходящими историями-основами разжиться можно. Конечно, если удастся разговорить охотника на ведьм...

7

Ижец не пошевелил и бровью, когда на некогда занятый Сэмом стул плюхнулась веселая тушка рыжеволосой менестреля.
ПУХЛАЯ ПЕВУНЬЯ! ПОПРОСИ ЕЁ ПОКАЗАТЬ СИ...
Ижец кашлянул в крепко сжатый кулак, почесал нос и, кривя тонкими губами, ответил:
– Случаем, – пожал плечами охотник, разглядывая поэтессу. – А что? Есть работа какая?
хватит изображать осла неразговорчивого! обидишь же мазельку милую, пухлощекую
Решив послушаться внутреннего голоса, часто дающего славные, полезные советы во имя добра, Ижец быстро спохватился, наполнил пустую кружку элем и галантно передал барду.
Народа в трактире прибавилось.
Хозяин, сновавший туда-сюда, благодарно поглядывал на сидящую хоббитушку. Однако дополнительные услуги за привлечение народа да работы дарить не спешил. Худо-бедно растаскивал принятые и приготовленные заказы, покрикивал на помощниц своих молоденьких, извинялся за неполный кувшин вина, а также трепетал и извивался перед зашедшим гостем, одетого в богатые одежи, что шел важнецким, королевским шагом, испепеляя высокомерным взглядом каждую пьяную физиономию, с дивным любопытством уставившуюся на украшающие кафтан драгоценности.  Ярче всех сверкал медальон, которым, видимо, гость гордился больше всего, раз не боялся выставлять его на всеобщий показ.
Хозяин проводил вычурного гостя за самый лучший стол, протер разлитый самогон, отшвырнул остатки жареного картофеля, смахнул пыль со стула и жестком усадил.
– До первого проулка, – усмехнулся Ижец, также с любопытством следящий за новоприбывшим. – Приманка, как есть, этот голос барда. Так чем имею честь?

8

Вопросу про работу Хель не удивилась совершенно. У кого ж еще, как не у странствующего менестреля, исходившего множество дорог и собравшего все новости по пути, узнавать информацию о бедах людских, их чаяниях и надеждах, о готовности выложить энную сумму за освобождение от очередной напасти. Увы, в этот раз звонкоголосой представительнице народа полуросликов нечем было порадовать вопрошающего, о чем она тут же и сообщила собеседнику. В подробности о своей долгой оседлой жизни вдаваться, конечно же, не стала, вряд ли жуткоглазому охотнику было бы интересно слушать подобное, а вот на комментарий по поводу бахвалившегося богатством недоумка высказалась:
- Умная рыба на приманку не клюнет, а дурной самое место на сковороде. Так что нечего на бардов пенять, господин монстроборец.
Выросшая среди хитрецов-торговцев и проныр-мошенников Хельна от чужой глупости всегда презрительно кривилась и стороной таких идиотов обходить старалась, разумно полагая, что небезопасное это дело - с тупоумными связываться. Если не имеешь возможности обеспечить своим побрякушкам достойную охрану, то и нечего ими сверкать в потенциально опасных местах! С другой стороны, кто сказал, что под маской высокомерного богатея-показушника не скрывается достойный ум, наперед просчитавший все варианты развития событий и подготовившийся к ним. В любом случае, новоприбывший посетитель сего злачного заведения интересовал мохнолапую певичку куда меньше, чем сидящий напротив.
- Может вам его в карты обыграть, а? - двумя руками поднимая щедро наполненную кружку и осторожно отпивая крепкий неразбавленный эль - похоже, хозяин просто не рискнул подсовывать жутковатому гостю ослиную мочу вместо приличного питья, - предложила рыжая. - Все равно ведь обнесут. А вам, судя по вопросу о работе, заняться пока нечем…
Хель опустила немного полегчавшую емкость на столешницу и вопросительно посмотрела на мужчину. Естественно, любопытство ее было направлено на основную деятельность охотника, но в свете озвученного чуть ранее предложения так и не высказанное вслух «или» в конце последней фразы ухо не резал. Белка пока не могла понять, что за личность перед ней сидит, и потому не спешила в лоб расспрашивать про изувеченное лицо, хотя мысленно уже перебирала эпитеты, коими можно в полной мере живописать слушателям облик будущего героя. Не факт, правда, что положительного.

9

Пухлые щеки, на которых пёстрой  россыпью покоились веснушки, нетерпеливо подрагивали после сказанных слов.
В КАРТЫ ОБЫГРАТЬ? ЗАНЯТЬСЯ НЕЧЕМ?! ДА У НАС ДЕЛО НА РАССВЕТЕ!
Ижец опустил белые глаза на пачканный стол, где недавно хаотично вздымался пригорок из подкиданных ставок, начиная от исолльских монет и заканчивая бабушкиным сборником сказок. Деньги монстробор тут же ссыпал в кошель да отдал хозяину впрок, чтобы тот не забывал пиво да вино подливать. Остальное выигранное барахло всё еще занимало центральную позицию.
– Наигрался уже, – ответил Ижец и покосился на вычурно одетого гостя. – Да и брюхо, думаю, ему по первой набить свербит, а не в картинки резаться.
Поэтесса отпила, стукнула слегка опустевшей кружкой о стол и, – Ижец мысленно скривился, – не таясь, принялась изучать физиономию сидящего напротив хмельного охотника на нечисть. То, что он не красавец загадка только для слепых и тугодумных, поэтому не сложен вопрос о том, что именно воображает себе рыжеволосая хоббитушка.
– Цель присядки на скамью вы так и не сказали, мазель бард, – хрипло начал Ижец, когда пауза для исследования его лица и потрепанной дорогой одежды затянулась. – Вы хотите предложить мне работу или нет? Да и имя ваше, простите, для меня неизвестно.
Ижец потянул руку к сердцевине стола, схватил старенькую книжонку в телячьим переплете, быстро и малоаккуратно пролистал ветхие страницы.
– Не грамотен, как грится, в кругах поэзии охотник сий, – со смешком закончил монстробор.

10

- Хельна. Мое имя Хельна, - послушно представилась хоббитушка, ненароком подумав, что возможно стоит придумать себе какой-нибудь звучный псевдоним, да и легенду к нему подходящую сочинить. Народ на такие штуки падок, можно успеть неплохо прославиться, прежде, чем она родных отыщет.
- А цель у меня самая что ни на есть подходящая для барда. Собираю материал для новой баллады. Геройской, - рыжеволоска подняла указательный палец вверх, подчеркивая серьезность события, и продолжила, - Дай, думаю, поспрашиваю у знающего человека про мерзость всякую когтистую да клыкастую, на мясцо человеческою падкую. А может и посмотреть хоть одним глазком удастся…
Шальная мысль залетела в кудрявую головушку Хель совершенно случайно, но оказалась той самой искоркой, что порой способна спалить целый сарай с сеном. Вон как глаза у рыжей заблестели, и уж точно не эль тому виной был.
- Дя-я-яденька монстроборец, а возьмите меня с собой на чудищ посмотреть, - законючила Хельна, изображая на мордашке самое умильное свое «просительное» выражение. - Я мешаться не буду, честно-честно. Может даже помогу чем, если в лесу окажемся! Я, знаете ли, немного друид.
Естественно, признаваться в том, что это «немного» никоим боком к ведению боевых действий, даже самых примитивных, не относится, мелкая хитрюга не стала. Она вообще была уверена, что собеседник от ее помощи отмахнется, - что ему с такой козявки? - но тут важнее было выспросить, куда и когда он дальше двинется. Следом пойти она и сама может, а опасность на дереве при необходимости переждет. В конце концов, не только из-за любви к орешкам папа ее Белкой прозвал.

11

Голоса в голове разрывались от хохота, сбивали мысли и портили выражение лица, которое, к слову, и так было прилично подпорчено. Кашу маслом, как говорят, не испортишь.
Ижец растянул губы в улыбке, вернее, подобие, обнажая не самого лучшего качества зубы. Дыхание на удивление не разило наповал: в зале витал обширный букет разных ароматов и одоров. Из-за частых приемов снадобий и зелий монстробор стал невосприимчив легким болезням и неприятным запахам изо рта.
– Многие ведьмы, – пропустив пожелание, похожее на канючение малого ребёнка, проговорил он, – которые уже не ходют по белу свету, звались часто по единому. Всё начиналось с Хель. Было две иль три рыжих бестий... как их там, гуль тебя дери! – ага, – длинные пальцы сделали щелк, отыскав забытое имя: – Хельга. Хельда и еще раз Хельба. Популярные что ли ведьминские имена?
В руке мелькнула чарка с вином.
– Ты случаем, мазель Хель-на, колдувством не промышляешь?
Ижец шутил, но говорил серьезным тоном, рассчитывая немного, совсем немного припугнуть маленькую хоббитушку.
– И друидам в задницу черна магия залетает.
Проходящий мимо хозяин напряг свое большое левое ухо, ком слышал лучше правого и которым очень гордился. Но охотник на ведьм посмотрел на него убивающим взглядом, что тот моментально растворился в воздухе.

12

Столь явное игнорирование ее наивной просьбы хоббитушку вовсе не обидело и даже не расстроило. Еще бы, когда взамен такие интересные сведения поступают! Вот ведь странное дело, сколько живет, сколько путешествует, с людьми разными-всякими общается, а никогда про Хель, «с которой все начиналось», и слыхом не слыхивала. Естественно, рыжая запомнила упомянутые монстроборцем имена. Естественно, она хотела знать больше. И естественно, она не могла устоять перед желанием посмотреть на реакцию охотника на ведьм, встретившего очередную свою потенциальную жертву. Впрочем, и палку перегибать она не собиралась, мало ли, что в голове у собеседника перемкнет. Все они, красноплащники, того немного. Не будь Белка так опьянена своей новоприобретенной свободой и самую малость элем, может и не решилась бы сказать то, что сказала:
- Эх, каюсь, - наигранно обреченно махнув маленькой ручкой, «призналась» Хель. - Водится за мной грешок один ведьмовской. Люблю выпью болотной перекинуться и в ночи под окнами недоброжелателей покричать, чтоб у них аж сердце захолодило и к утру седина непременно появилась. Вы слышали, как выпь кричит? Во-о-от… А еще я брачная аферистка! - вдруг выпалила рыжая, которой, как всегда в состоянии легкого опьянения, хотелось много-много болтать, на ходу сочиняя развеселые побасенки. В данном случае, роль главной героини досталась самой сказочнице.
- Не верите, да? По глазам вижу, что не верите. Ну и… правильно, - хоббитянка весело фыркнула и приподняла как-то незаметно опустевшую больше чем на половину кружку. - Я хорошая. Давайте за это и выпьем! А потом вы мне еще что-нибудь про Хель-ведьм расскажете. Ведь расскажете, да? А я вам спою потом. А хотите я и про вас песнь сочиню? Вот как вас зовут-величают, о грозный усекновитель Альхеевых выкормышей.
Несмотря на то, что сам монстроборец обращался к хоббитушке на «ты», мелкая девица продолжала «выкать», по давней привычке эксплуатируя образ мелочи пузатой, наивной и добродушной. Как говорится, маленькая собачка до старости щенок. Кого как, а Белку данное обстоятельство устраивало на все сто.

13

Ижец усмехнулся. Любил он слушать красивые бардовские сказки и сопровождающие их мелодии. Они казались ему настоящим волшебством, уносящим печаль, заставляющим чувствовать и думать о своём, родном, потаённом. Ведь почти что в каждой балладе всегда есть знакомое, с чем приходилось сталкиваться.
А еще он любил слушать задорную ложь, что порой так легко разгадать.
Они выпили.
– Грозного усюк... исек..., мать его гнилая, Альхеевых выкормышей, – аха-ха! – величают просто. Ижец из Багровцев. Ижец моё имя. Рад знакомству, милая Хельна поэтесса, что балуется перевертыванием в выпь и выпивает. Ха-ха!
– Песнь сочинить хочешь, а? – охотник поболтал кружкой, чтобы посмотреть, как вино в опьяневшей руке выливается за края.
«Хватит на сегодня», – подумал он и с твердостью оставил алкоголь.
Рядом со шляпой одиноко лежала оставленная курительная трубка. Ижец долго смотрел на неё, размышляя зажечь или нет. В итоге он спрятал её за пазуху, завернув в кисет с табаком.
– Песнь сочинить, – повторил монстробор, пристально глядя в зеленые глаза маленькой поэтессы. – Сочинишь с пустого листа? Сочинишь то, что придет тебе в маленькую хоббитскую голову, которая не имеет никакого представления правда то будет аль красивейшая ложь, что так часто барды и трубодуры распевают при богатых  дворцах или захолустных кабаках.
Он резко замолчал, обдумывая насколько грубо это могло прозвучать.
– Нет, малышка, не сочинишь ты правду. Не сочинишь. Правда страшная. Не для людских ушей, привыкшим либо к наводящей тоску роскоши, либо к извечному навозу по бедное колено.
Некоторые завсегдатаи, что еще могли стоять на ногах, в прямом смысле расползались по домам или рабочим местам. Остальные дожидались вдохновения в виде грубой, хватающей за шкирку и вышвыривающей их прочь руки закона или охранника.
Близился рассвет. Близилась работа.
– Взять просишься, дитя, – Ижец взял шляпу и провел пальцем по краям. Он не смотрел на свою собеседницу, отчего-то не хотелось палить на нее белые глазюки, многих так пугающих. – Сама не представляешь, что просишь. Это тебе не сказка, где доблестный рыцарь убивает дракона и спасает томящуюся в башне принцесску. Это, кстати, из-под чьего пера, м? Здесь, дорогуша, не пирожные с кремом. Здесь, милая, чан с дерьмом, в который залазаешь по пузо и пытаешься выжить. Тебе хочется ступить в этот чан? Смотри, откусят тебе руку или ногу оторвут – не моя вина. Готова рисковать?
– Ты пойдешь при одном условии. В балладе, что ты напишешь от увиденного, не будет радуги. Будет правда. Договорились?
Ижец улыбнулся и надел шляпу, вновь проведя пальцами по полям.

14

- Мне подходит твое условие, Ижец из Багровцев. - Ни на единую лишнюю секундочку не задумалась над ответом рыжая авантюристка, в миг переставшая изображаться из себя «дитя». - Я напишу правдивую песнь о том, что увижу в предрассветном мраке, последовав за тобой. Вот только, это в любом случае будет именно моя правда.
Хоббитушка интонацией выделила предпоследнее слово, без страха или отвращения всматриваясь в белесые бельма глаз собеседника. Каким-то внутренним чутьем, хваленой женской интуицией она понимала, что эти искалеченные - временем ли, болезнью ли - очи воспринимают мир совсем не так, как ее искрящиеся жизнью изумруды. Как знать, до чего додумалась бы Хельна, если бы имела склонность к долгим размышления на такие сложные, почти философские вопросы. Но Белка зацикливаться на чем-либо не любила, потому постаралась поскорее расставить все точки на «ё» и броситься наконец в головокружительное приключение.
- Это я к тому, что моя правда от твоей, монстроборец, отличаться будет. Уж не обессудь, коли песнь не по нраву придется. - Хель развела руками, давая понять, что ничего-то она с этим обстоятельством поделать не может, и выбралась из-за стола.
- Сейчас лютню в комнату отнесу - упрут еще, чего доброго, пока шляться впотьмах будем, - и пойдем. Далеко, кстати? И надо ли с собой что-нибудь особенное брать?
Несмотря на наличие в памяти Хельны огромного пласта несортированной информации обо всем на свете, выудить оттуда что-то, соответствующее ситуации, было гораздо сложнее, чем спросить у Ижеца напрямую. Впрочем, вряд ли в небогатом скарбе маленькой странницы обнаружится в итоге хотя бы одна полезная вещица с точки зрения охотника на ведьм и нечисть.
Рука, вдруг вцепившаяся в плечо хоббитушки, стала полной неожиданностью для последней и заставила ее подпрыгнуть высоко-высокого, аки молодого дурного козленка. Хорошо хоть блажить со страху не начала, только рассерженно щелкнула зубами в сторону заскорузлой мужской пятерни с черной грязевой каймой под каждым ногтем.
- Гспжа бард, пснь жлаю! - с трудом удерживая вертикальное положение изложил свои требования уже успевший сегодня выделиться из толпы мужичок.
- На сегодня все, дядя, - Хельна юрко вывернулась из хватки и шагнула в сторону монстроборца. - Дело у нас безотлагательное. Завтра приходи. Коли выживу - спою как никогда в жизни.

15

– Сударь. Сойдите-ка в сторону.
Тощий мужичок с краснющими впалыми щеками мгновенно потерял былую веселость, завидев подле хоббитушки одетого в багровые плащ и шляпу человека с горящими белым страшными глазами.
– П-прошу, – он раболепно поклонился и жестом указал на дверь, словно без него двое заблудились или врезались в стену.
Свежий воздух, нахлынувший после долгого времяпровождения в затхлой корчме, оказывал восхитительный тонизирующий эффект.
Ижец выпрямился и вдохнул полной грудью. Хмель отступал прочь. Утренняя свежесть чувствовалась везде, в каждом облетевшем кусте,  в каждой нечаянно уроненной навозной куче, в каждом всё еще спящем доме. Свежесть была очень утренняя. Даже в бочке с дождевой водой, коей охотник с удовольствием умылся.
Петухи еще не верещали и приближении поднимающегося светила.
Ижец дал поручение седлать коня, при этом удостоверился имелся ли у Хельни конь вообще. Имелся. И звали его Коржик. И был он пони. Маленьким и милым, как заметил один из голосов. И вонючим карликом, как сообщил второй.
– Мы направляемся на восток, – опережая вопрос хоббита заговорил охотник и рукой махнул вперед, полагая, что так станет намного яснее и понятнее, где именно находится их цель. – Туда, где встает солнце.
Все жители селения, чей голова нанял проезжающего мимо багрянника, уже который месяц в страхе на ночь прятались под кровати, иногда даже обливаясь уже полным ночным горшком. И всё-таки каждый шестой день недели с востока, где находился заброшенный дом, слышалось ужасные, леденящие жилы и кровь вопли. По слухам, ранее в той хижине жила старая-престарая ведьма, что спала с демонами и торговала краденными душами в банках. Ижец героически выслушивал всю историю, отмечая про себя нужные факты. В итоге, в доме могло обитать унылое, одинокое привидение, завывающие по ночам, а громче всего по субботам. Однако, это предположение было отменено, когда речь зашла о пропавших двух девушках и троих детей. Призракам до свечки похищения и извращенные идеи. Дай вволю цепями погреметь да повыть. Нежить самостоятельно додуматься не в состоянии, что чрезмерное чревоугодие приводит к плачевным последствием, как преждевременная очередная кончина. Поэтому либо тварью руководит высшая сила, таящаяся близ селения, либо сим промышляет сумасшедший человек, погрязший в крови телом и душой. Однако логово тогда он выбрал опрометчиво. В дом должны были заглянуть сразу же. И заглянули: местная милиция выделила двух крепких ребят. Ни один крепыш не вернулся. В страхе селяне выудили по монете и обратились к багрянникам.
– Скоро будем, – сказал Ижец и указал вдаль, где виднелась ветхая крыша. – Лошадей оставим здесь. Боятся они.

Отредактировано Ижец (2015-09-21 22:07:14)

16

Весь путь до селения, страдающего от неведомой пока напасти, рыжая певунья приставала к монстроборцу с вопросами, выспрашивая все большие и большие подробности, коими, к ее глубокому сожалению, Ижец и сам-то не особо располагал. Как следствие, Хельне хотелось немедленно все додумать, разбавить скудные фразы красноплащника на ходу сочиненными душераздирающими подробностями кровавых ритуалов, дорисовать мелкие словесные штришки, делающие песнь по-настоящему живой и запоминающейся. Увы, данное охотнику обещание опутывало маленькую странницу по цепким ручкам и мохнатым лапкам. И ведь даже отвлечься не на кого было! Налопавшийся овса, успевший вздремнуть и лишенный большей части поклажи Коржик вел себя просто идеально: целеустремленно трусил следом за конем Ижеца и даже не порывался отвлечься на аппетитные бутоны, готовые вот-вот распуститься под лучами теплого утреннего солнышка, тем самым лишая Хель возможности поворчать на «чудище прожорливое». Лишь у самой окраины селения пони вдруг заартачился и принялся недовольно потряхивать головой, будто паутину с морды стряхнуть пытался.
- Ну-ну, тише трусишка, - насмешливо прокомментировала подобное поведение своего парнокопытного товарища хоббитушка, ласково погладила теплый бархатистый нос и, кивнув на брошенную охотником фразу о необходимости оставить животинок вот прям тут, послушно спешилась.
В отличие от своего пони Белка страха не испытывала, скорее повышенное нервное возбуждение, обостряющее восприятие и подталкивающее к действию. Рыжекудрая глупышка чуть ли не ладошки потирала в предвкушении, явно плохо представляя на что в действительности может наткнуться в стоявшем на отшибе домишке. Впрочем, не отметить, как остальные строения словно отползают от этого места, напуганные таким соседством, менестрель не могла. Прикипев взглядом в чернеющим провалам окон, заинтригованная Хельна даже успела сделать пару крохотных шажков в ту сторону, но не тут-то было! Взбеленившийся вдруг Коржик вцепился крепкими крупными зубами в подол ее платья и теперь пытался сдавленным, но о-очень эмоциональным ржанием донести до дурной своей хозяйки некую мысль.
- А ну прекращай истерику! - вызверилась на пони девушка, начиная всеми силами высвобождать плененную ткань. - Позоришь меня перед знающим человеком. Думаешь, я сюда ехала, чтобы в сторонке постоять, сопли по частоколу от скуки размазывая? Нетушки! Все равно пойду! И нечего мне тут…
Чего же там нечего было делать Коржику, тот услышать не пожелал и в самый неподходящий момент выпустил изжеванный подол, отправив и без того рассерженную дочь бродяг в непродолжительный полет, окончившийся болезненным падением на ту часть тела, что отвечает за привлечение в жизнь своего носителя всевозможных приключений. Кратко и емко охарактеризовав поведение собственного транспорта, Хельна отползла подальше от буйной животины и только тогда поднялась, принявшись отряхиваться по тоскливо-обиженное ржание. Если до этого их прибытие и могло остаться не замеченным, то сейчас выводимые Коржиком рулады выдавали их с головой. Оставалось надеяться, что затаившееся в доме нечто совершенно глухо или хотя бы не любопытно.

17

Мрачной неподвижной тень Ижец наблюдал за потешным и громким представлением того, как рыжекудрая поэтесса ссаживается со своего верного скакуна, который в свою очередь ведет себя, как верная жена, не пускающая своего ветреного мужа на очередную гулянку.
ГЛЯДИ ЧАВО ОСЁЛ ВЫТВОРЯЕТ! А? А?! АХА-ХА!
Хельна, не сумев противостоять законам физики, выдернулась из пасти маленького пони и повалилась наземь, подобно упавшему малышу, что растянулся после первого марш-броска на своих двоих.
помоги, что-ли, барышне, подай руку
МОЖЕТ ЕЙ ЕЩЕ БОТИНКИ ПОЧИСТИТЬ, А?
меня уже тошнит от твоего мерзкого хриплого нытья, ты...
– Заткнитесь, – Ижец достаточно громко проскрипел зубами, чтобы его недовольство не осталось не замеченным.
– Замри, – сказал он Хельне, –  и успокой свою скотину.
Охотник не шевелился, уставившись издали на хижину, будто ожидая от нее плясок или героических подвигов. Хижина также не шевелилась. Лишь зловеще чернели кривые окна, через которые, возможно, на них пялилось множество пар глаз разных размеров и цветов. Никто, несмотря на поднятый хоббитушкой и её пони шум, не выбежал, размахивая шестопером с кровавыми ошметками на нем, никто не завыл и не вылетел смрадной дымкой из покосившейся каменной трубы. Никто и ничто не предпринимало совершенно ничего, как и стоящий истуканом Ижец.
Тишина, вероятно, самое нелюбимое явление для бардов и менестрелей, чьи рты закрываются исключительно во сне и то не всегда. Славился один поэт-хаджит, что днем и ночью ходил да песни пел. Потом однако сердце не выдержало и он умер, сочиняя блистательный эпиграф для могильных надгробий в стихотворной форме. Однако багрянника не волновало, как напросившаяся на выгул Хельна будет справляться с профессиональной проблемой.
Легкий ветер прошелестел травой. Ворона вспорхнула с кустистой ветви близстоящей ели. На укрытую сухими уголками землю едва слышно упала шишка, сброшенная неаккуратной птицей. Первый луч солнце выскользнул из-за горизонта. В селении раздался глухое ворчание петуха, возвещающее о подъеме его петушиного высочества и яйценесущего гарема.
Ижец пошевельнулся, проверил манубалист, хорошо ли выходит из ножен меч, похлопал по сапогу, поправил шляпу и направился к хижине.
Оказавшись у двери, он приставил палец к губам, жестом приказывая Хельне быть тише мыши. Хотя прекрасно знал, что хоббиты искусны быть незамеченными даже в бескрайнем поле, а бесшумнее этих маленьких шерстолапых существ разве что только знаменитые своей осторожностью эльфы.
Дубовая дверь с железным кольцом плотно впилась в деревянную раму. Древесина разбухла до такой степени, что открыть её не считалось возможным. Они заглянули в незакрытые крохотные окна, заглянули в черноту. Глаза багрянника не приметили ничего особенного внутри: маленькая одноместная кровать, разваленный шкаф с оторванными дверцами, древний пустой ларец и перевернутый стол. Опасность он также не видел и не чувствовал.
– Вот теперь ты мне поможешь, – тихо сказал Ижец. – Залезь внутрь и погляди, где еще можно зайти в дом. Тварь или, гуль его дери, ублюдок какой через дверь не войдет. Ищи второй вход. Я тебя подсажу. Что так смотришь? Сама напросилась. Вперед. Не бойся. Там тебе ничего не угрожает. Солнце взошло.

18

На грубое, хоть и справедливое «Заткнитесь», змеиным шипением сползшее с губ монстроборца, Хельна ответила виноватым взглядом, возмущенно вздернутым подбородком и расстроенно-обиженным шмыганьем носом. Как все эти противоречивые эмоции уместились на одной круглой хоббичьей мордашке понять сложно, к счастью, никого из присутствующих оно и не волновало. Ижец внимательно изучал зловеще замершее логово нечисти за спиной Белки, она же в свою очередь послушно топталась на месте, не менее внимательно изучая и без того незабываемую физиономию охотника, и изредка метала предостерегающие взгляды на вдруг притихшего Коржика. Впрочем, надолго терпения рыжей не хватило, на придумывании n-нного эпитета для «окутанных молочным туманом» глаз багрянника она все же пала пред мощью свою любопытства и обернулась.
Хорошо получилось. Эпично, аж до мурашей на спине. Потому как именно этот момент выбрал петух дабы воззвать к пробуждению всех живых, разрушив действовавший Хельне на нервы полог тишины. Вон и спутник ее отмер, экипировку проверил, шляпу поправил и выдвинулся по направлению к основной цели их прибытия в сие селение.
- Вот сараюшка сараюшкой с виду, - удивленным полушепотом поделилась своими наблюдениями мохнолапая искательница приключений, - а вся деревня шарахается. Чудно. Собрались бы скопом, да сожгли давно...
На этой фразе девице снова пришлось заткнуться, потому как ничем иным, кроме призыва именно к этому действу, показанный Ижецем жест быть не мог. Благо рыжая и сама уже прониклась важностью момента, да и талантами своими в области ловкости-скрытности похвалиться хотелось. Она вам не какой-нибудь толстяк-домосед, знаете ли, а бойкая дочь бродяг! Уж кто-кто, а Белка обузой ни одному монстроборцу не станет!
И в самом деле не стала. По крайней мере на стадии осмотра окружающего «темную цитадель» пространства и сбора информации о внутреннем ее убранстве, путем осторожного заглядывания в окна-щели. Видимо потому Ижец и решил доверить своей маленькой спутнице ответственную задачу: забраться в дом и отыскать ход, коим стращающая окрестности мерзопакость пользуется. Была ли рыжекудрая певичка напугана подобным предложением? Безусловно. Но это был не оглушающий и лишающий разума ужас, а вполне терпимые - и обоснованные, не смотря на заверения охотника, - опасения за свою бесценную шкурку. И все же Хель постаралась не подавать вида, хотя перед внутренним взором в цветах и красках вырисовывалась картина безутешного Коржика, заламывающего копыта и горестно ржущего что-то из разряда «Да на кого ж ты меня покинула, хозяюшка? Да как же я бедный-несчастный без твоих рук ласковых, голоса сладкого, овса сытного? Да кто ж мне, сиротинушке, морковку-то теперь подаст, кто посоленной горбушкой хлеба попотчует?»...
- Лишь бы пожрать, заразе, - возмущенно пробурчала разобидевшаяся на свое видение хоббитушка, поставила мохнатую лапку на скрещенные руки багрянника, и юрко нырнула в темный провал окна.

Внутри пахло древесной трухой и плесенью. Стоило ногам Хельны коснуться пола, как в воздух поднялась тяжелая мутная взвесь, совсем не похожая на обычную пыль, что так любит клубиться-переливаться в солнечных лучах. Не смотря на набирающее силу светило, с нескрываемым любопытством заглядывающее в любую прореху, найденную в крыше и стенах, по углам скопилось достаточно теней, в которые, увы, Белке занырнуть придется.
«Не раньше, чем я попривыкну к полумраку!» - решила про себя сказочница, но несколько шагов вдоль стены сделала, чтобы оставшийся за окном Ижец не посчитал ее совсем уж трусихой. К вящей радости Хель, как только на перестала стоять соляным столбом и молча взирать на разруху, то почувствовала себя гораздо увереннее, а метавшиеся по всей черепной коробке мысли расселись по положенным местам, выпихнув вперед рассуждения о не бросающемся в глаза втором выходе, коим в обязательном порядке оснащен любой вагончик в караване бродячих полуросликов. И располагается он, как правило, в полу.
- Или в подполе... - уже вслух проговорила рыжекудрая разведчица, склоняя голову к плечу и рассматривая криво брошенную на полу рогожу. Ой, как же ей не хотелось лезть под землю. Тем более, что проход может тянуть чуть ли не к самому лесу, ведьмы всегда были предусмотрительными созданиями, а ведь именно одаренная Меранной жила когда-то в этом доме, по словам Ижеца.
Плюнув в конце концов на свои страхи и сомнения, девушка все же наклонилась и потянула край ветхой дерюжки, чтобы через мгновение получить подтверждение своих умозаключений.
- Ижец, а мне что теперь, в подпол лезть? - вернувшись к окну и высунув в него мордашку, вопросила рыжеволоска, моля всех богов разом, чтобы ответ охотника был отрицательным.

19

– Стоять! – Ижец дернулся к окну; Хельна уже держалась за кольцо подвальной двери, готовая в любой момент открыть проем вниз.
Ижец эффектно и быстро снял с плеч багровый плащ и накинул его на выбивающийся из забора прут – знак, что здесь и сейчас работает охотник на нечисть. Затем поспешил обратно. Некогда было искать второй выход, поэтому охотник забрался на крышу. Это удалось без труда: дом год за годом оседал всё ниже и ниже в землю. Полусгнившая кровля поддалась и багрянник, ругаясь, спрыгнул на пол.
– Выход, идущий через подвал, обычно заканчивается смертью или еще какой другой проблемой.
Скрип-скрип-скрип.
Пол, где были доски, трещал. Хотя скрипело даже там, где их не было. Поскольку земля, перемешанная с песком, издавала именно такой звук.
Скрип-скрип-скрип.
Скарб лачуги был банален и популярен для подобных строений, брошенных на окраине любой захудалой деревушки.
какая мерзкая тут атмосфера. совсем не благоприятная
НО-О-О-Р-Р-РМАЛЬНЫЙ!
Поморщившись от орущего в голове голоса, монстробор отодвинул Хельну от люка.
старый дом, очень старый и опасный
НО-О-О-Р-Р-РМАЛЬНЫЙ!
– Тихо, – жестко обратился Ижец своим внутренним попутчикам. Когда он делал подобное многие косились на него, непонимающе промышляя где может находиться невидимый собеседник этого странного и неприятного типа. Не отыскав никого сразу же появлялась мысль о возможной далекости ума, которая постоянно развивается и заставляет разговаривать с выдуманными персонажами. Однако и подобное знахорское заявления вполне вероятно. Тем не менее, Ижец никогда не считал себя умалишенным из-за того, что проклятие открывает перед ним нежеланные перспективы.
Спустились. 
Мерно горели толстые свечи, воск капал на старинные латунные канделябры, что пристроились на каменных выступах и в нишах серых стен. В зале было чисто, странно чисто, даже страшно как чисто. Здесь точно кто-то жил. Стоило перевести взгляд с центра, где лежал багровый ковер с разноцветной окаёмкой, а на нем – пухлые, набитые овечьей шерстью подушки, как к шее подступал комок из недавно съеденного и выпитого в трактире очень раннего завтра или очень позднего ужина. Овальная пыточкая клетка стояла там, в стороне, куда взгляд скользнул случайно и как часто бывает сразу же пожалел, что сделал это; прикрепленная к толстой цепи на потолке, она держала маленького ребенка. Мальчик или девочка угадать было сложно, едва ли возможно, поскольку трупик был почти что полностью обглодан. След из оставшихся ошметок и кишок (единственное, что портило всю чистоту подвальной комнаты) вел в угол, где аккуратно, как коллекция, в ряд лежали разные кости: от ребер до берцовых и несколько черепков. Привыкший к подобным картинкам Ижец не особо предавал этому значения; но как поведет себя юная хоббитушка он боялся предположить. Посмотрел на нее, надеясь, что та не разразиться воплем ужаса от увиденного.
Приложив палец к губам, охотник продолжил осмотр. Не всё, с точки зрения живмертвэксперта, коим Ижец и являлся, выглядело настолько плохо, что пиши пропало и посылай за фанатичными священниками-инквизиторами, что постоянно пытаются всё и вся сжечь или посадить на кол и потом всё равно на всякий случай сжечь. Отнюдь. В нише справа от непрошенных гостей была решетчатая дверь, какими обычно прикрывают тюремные камеры; за дверью на рукотворных из сена и мешковины нарах спаса девушка, обнаженная, бледная, но живая. Она спала, то и дело вздрагивая, спала, вытянув тонкие руки. В светлых расчесанных и аккуратно уложенных волосах покоилась заколка-гребешок, украшенная большим рубином, которого окружали голубые аквамарины – камни поменьше. На её ряженных браслетами запястьях виднелись маленькие темные синяки от укусов.
«Одна из пропавших девок, – Ижец приблизился, осматривая живое, нагое и худое тело. Худосочные женщины мало интересовало охотника, только если уж совсем невтерпеж, поэтому он вскоре оторвал взгляд. – Какая же сволота тут живет».
И НЕ ГОВОРИ. ЧУДЕСНАЯ СВОЛОТА. ЧУДЕСНАЯ.
Тишину нарушали только треск колышущегося пламени свечей да неровное дыхание спящей девушки. Хельна либо оцепенела от страха, либо вела себя благоразумно и молчала во имя всех известных богов.
Однако один паразит проснулся и нарушил безмолвие: из-за угла левой стены, скрытой для глаз, неожиданно появилась, более того, выскочила женщина. Она была рыжеволосой, не дурна лицо и фигурой, также она была совершенно голой. С пухлых губ алой струей, так сильно выделяемой на её бледной коже, текла кровь, капая вниз.
Ижец недовольно цокнул языком. Казалось именно этот звук сработал, как спусковой крючок и вампирша (да-да, бесспорно эта девушка являлась детищем ночи), дико зашипев и демонстрируя удлиненные от выпитого клыки, молниеносно, как ветер, дернулась в сторону испуганной хоббитушки Хельны. Вонзить в её мягкую, пухлую, нежную шейку свои проклятые зубища не удалось: Ижец, размахнувшись, со всей силой ударил нечисть сапогом в лицо так, что бедная тварь отлетала к стене и громко заскулила.
– Доброе утро, Ижец, – поприветствовал вышедший мужчина средних лет в бархатном тёмном халате, который не соизволил должным образом застегнуть. Он был высок и ненормально худ; длинные черные как смоль волосы по привычке зализаны назад; тонкие губы, из-под которых то и дело показывались белые клыки, постоянно растягивались в презрительной ухмылке; в его больших и красивых глазах танцевали блики тающих свечей, а живот рассекал безобразный шрам. 
Охотник кивнул.
– Доброе, Тристан.

20

Скажем прямо, рыжую подпол удивил, если не шокировал. Причем, как размерами, так и содержанием. Мысль о работе «крота» - так девушка именовала магов Земли - с каждой секундой пребывания в этом месте казалась все более логичной. Вручную такое подземелье не выроешь и камнем стены не выложишь. Одно радовало поэтессу, работа не выглядела свежей, так что оказаться погребенными заживо по воле окопавшегося здесь чародея они с Ижецем не рисковали. Маги все же не бессмертны, хоть и имеют возможности продлевать свое пребывание в мире живых.
Взгляд зеленых глаз, еще не наполненных страхом, но уже подернутых дымкой первого осознанного испуга, готового с легкостью мутировать в нечто непредсказуемое при неблагоприятном развитии событий, прикипел к багровому ковру, занимавшему чуть ли не весь центр зала. В трепещущем свете множества огоньков, танцующих на кончиках свечных фитилей, он казался кровавым озером, из которого того и гляди вынырнет ужасающее или, наоборот, удивительно прекрасное, но, при любом раскладе, смертоносное создание. С огромным трудом Хельне удалось оторвать взор от странно-зачаровывающего багрянца длинного ворса, иллюзорно колышущегося в наполненном бликами и тенями полумраке. Зря. Лучше бы и дальше маленькая сочинительница песен и сказок таращилась на эту треклятую тряпку, тогда бы ей не пришлось лицезреть полуобглоданное детское тельце.
Сиплый трудноразличимый звук вырвался из горла мохнолапой певицы, совсем недавно радовавшей веселую подвыпившую толпу мелодичностью своего голоса, и тут же сошел на нет, оборвался, сгинул среди множества таких же нерожденных звуков. Хельна отступила на назад и уперлась копчиком в высокую ступеньку. Без сомнения, это было самое ужасное, с чем что хоббитушке доводилось сталкиваться в жизни. Ей хотелось бежать от туда со всех ног. Или рухнуть прямо на пол и, обхватив себя за плечи, раскачиваться из стороны в сторону, воя, как одинокий замерзающий в зимнем лесу волчонок. Девушка не было готова к подобному, в ее мирке не было места таким отвратительным изуверствам. Не было места ЭТОЙ правде.
«Не сдержу я данное тебе обещание, Ижец,» - подняв на спину охотника потухший взгляд, подумала Белка и, пересилив себя, все же сделала шажок-другой в сторону мужчины, увлеченно рассматривающего что-то в зарешеченном закутке. Именно это и спасло рыжей жизнь, когда объявившаяся вдруг вампирша возжелала приложиться к аппетитной хоббичьей шейке. Стой Хельна на прежнем месте и нога монстроборца просто-напросто не дотянулась бы до цели.
Звук удара тела о камень и последовавший за ним скулеж подействовали на хоббита отрезвляюще. Шоковое оцепенение сползло старой змеиной кожей, а душащая жалость к растерзанному ребенку сменилась обжигающей ненавистью ко всему вампирьему роду. Явившегося следом за своей пострадавшей подружкой знакомца Ижеца полурослик встретила пылающим взглядом. Правда из-за спины охотника. Ну а что, вполне удобная позиция, чтобы и монстрборцу не мешать и самой успеть какую-нибудь стоящую иллюзию сочинить. Того же пламени, например, или имитацию магии света, или... Ох, как же мало знала Белка о способах побороть (в ее случае, отпугнуть) детей ночи! Но совсем ничего не делать девушка тоже не могла. Во-первых, доброе ее сердечко требовало мести за невинно убиенных. Во-вторых, молча наблюдать было банально страшнее, потому как красноречивый взгляд очухавшейся вампирши вновь нацелился на поэтессу.

21

Когда старик Стромби купил билеты в кармартенский театр и с опозданием вступил на красную ковровую дорожку, чтобы пройти на своё недешевое место, он от удивления оцепенел. На сцене плясали странные люди, одетые в странные, пестрящие перьями костюмы. В самом центре пела женщина, толстая и нагая. Старик Стромби поморщился и скомкал билеты на комедийную постановку  «Веселые цыплята».
Аналогичные чувства можно было ожидать и от сейчас происходящей сцены: вампир поздоровался с убийцей на вампиров, словно они давние друзья и часто распивают в пабах, а ночью летают на кожистых крыльях.
Вампирша дернулась, но Тристан жестом остановил её.
– Что ты тут делаешь?
– У нас был уговор. Я не вгоняю тебе в сердце кол с сучками, а ты не портишь местным жизнь.
– Так то были другие местные.
Ижец сделал вздох, сдерживаясь от череды ругательств.
– Понимаешь, мой дорогой убивец, – вампир заложил руки за спину и театрально отвернулся, словно вспоминая что-то из давно минувших дней. – Я, конечно, благодарен тебе за то, что столько раз оставался в живых. И даже после моей смерти... Ты не дал инквизиции напасть на мой след.
Хельна могла отчетливо слышать, как багрянник раздраженно рычит.
– Тогда, в той деревни, верно, мы создали некий контракт, соглашение, где я должен был немедля покинуть насиженное место и больше никогда не доставлять людям беспокойство. Я согласился, веря, что сумею питаться кровью кроликов да рябчиков. В Даригаазе меня не жалуют, как сам знаешь.
Тристан отвлекся, завидев выглядывающую из-за спины охотника пухлую, конопатую мордашку, и сразу же заулыбался.
– А кто это у нас тут такой милый и вкусный?
Ижец невольно нащупал за собой Хельну. Её слегка била дрожь.
– Итак... – монстроборец не успел высказаться.
– Знаешь, что, Ижец. Мне надоедает постоянно оправдываться. В задницу всё. Достало!
Тристан схватил былого товарища за куртку и отшвырнул прочь, к стене; подсвечник пошатнулся и свалился вниз. Обрадованная неожиданным поворотом вампирша не заставила себя долго ждать и быстро обвилась вокруг бедной Хельны. Клыки не коснулись хоббитской шеи, поскольку арбалетный болт пробил череп, и труп тут же рухнул. Взбешенный таким обращением со своей любовницей, Тристан повернулся к багряннику, который пытался перезарядить манубалист. Но зачем кидаться в сторону за окороком, когда подле стоит пышная закуска? Мгновение и Хельна уже висела над землей, поднятая вампиром. Ижец совершил быстрые, отработанные годами пассы рукой; воспользовался магией. Маленький шарик молочного цвета быстрее молнии понеся к болтающемуся хоббиту, врезался в него и взорвался разросшейся мерцающей сферой, что отбросила вампира подальше от Хельны.
Мига хватила, чтобы перезарядить дальнострел, однако выстрелить не удалось: извивающийся змеей сгусток черного дыма материализовался в Тристана, на чьей физиономии застыла преотвратительная ухмылка. Он взмахом руки обезоружил охотника, крепко дал тому в живот и пнул. Ижец почувствовал как ломаются ребра. Сплюнул кровавой массой.
– У тебя красивая кровь, мой дорогой друг. Ну-ну, зачем же ты железку свою достал? Да так быстро! Дух захватывает. Хотя, у меня же духа-то и нет. Ха-ха-ха!
Ижец поудобнее сжал рукоять меча. Вампир теснил его, двигал ближе к стене. Этого допускать было нельзя, поэтому, завертевшись, Ижец провел цепь лихих атак, которые Тристан ловко парировал. Однако последний хорошенько его зацепил. Рана зашуршала.
Кровосос хохотнул и исчез в облаке черного дыма.
Багрянник тяжело дышал, держал меч перед собой, готовый к продолжению боя.
Выбитый же заряженный манубалист лежал подле ног маленькой Хельны.

Отредактировано Ижец (2015-10-23 20:14:05)


Вы здесь » Eon » Архив » О девичьей глупости, мужском упрямстве и случайных свидетелях


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно